Джерри огляделся, не очень хорошо понимая, зачем он пришел и что ищет. Могилы здесь были разные – старые и новые и похоронены в них были люди разных рас и вероисповеданий. Могилы белой русской эмиграции с массивными темными православными крестами и длинными витиеватыми надписями, напоминавшими о пышности царского режима. Джерри представил себе, как они стоят на кладбище где-нибудь в России, засыпанные снегом. На одном из памятников было описание бесприютных скитаний какой-то русской княгини, и Джерри задержался на минуту, чтобы прочитать его: из Таллина в Пекин (даты), потом из Пекина в Шанхай (снова даты), приехала в Гонконг в сорок девятом, незадолго до смерти. Имела поместья в Екатеринбурге, с вызовом было добавлено в конце эпитафии. Не тот ли это Шанхай?
Он обратил взор на живых: три старика в голубых, похожих на пижамы, костюмах, молча сидели на скамейке в тени. Они повесили клетки со своими птицами на ветви дерева над головой, чтобы птицы могли слышать пение, не заглушаемое шумом автомобилей и стрекотом цикад. Два могильщика закапывали новую могилу. Никто не провожал покойника По-прежнему не сознавая, чего же он ищет, Джерри подошел к ступенькам, ведущим в церквушку. Заглянул внутрь. После яркого солнечного света ему показалось, что там совсем темно. Из мрака на него смотрела старая женщина. Он отпрянул. Овчарка еще сильнее зашлась в лае. Она была совсем молодой. Цикады стрекотали оглушительно громко, за ним ворчание собаки было почти не слышно. В воздухе стоял запах цветов, немного отдающий гнилью. И тут в голову Джерри пришла одна мысль – это было почти озарение. Им овладела решимость довести дело до конца.
Церковный служитель был приветлив и суховато-вежлив. Он не говорил по-английски. Церковные книги были очень старыми, записи в них напоминали банковские книги давних времен. Джерри сидел, медленно переворачивая страницы, читая имена, даты рождения, смерти и похорон; напоследок он посмотрел на план кладбища: участок, номер. Найдя то, что искал, он снова вышел на воздух и пошел по другой тропинке – вверх, по направлению к крутому склону. Вокруг порхало множество бабочек. Стайка школьниц на пешеходном мостике хихикала, глядя на него. Джерри снял пиджак и перекинул его через плечо. Пройдя мимо высоких кустарников, он добрался до скошенного выступа, заросшего желтой травой. Памятники были совсем небольшими – меньше метра. Джерри обошел их, проверяя номера, пока не оказался перед низкой металлической оградой с калиткой, на которой стоял номер 728. Статуя изображала маленького кудрявого мальчика в натуральную величину в бриджах и в итонском пиджаке (Часть школьной формы в Итоне – одной из девяти старейших престижных мужских привилегированных средних школ: черный до пояса пиджак напоминает фрак без фалд), какие носили во времена королевы Виктории. Вечерние бабочки беззаботно порхали вокруг его головы. Это был типично английский ребенок. Надпись на памятнике гласила: «Нельсону Ко. Любим и помним». Дальше шло множество дат, и Джерри не сразу понял, что означают эти десять лет подряд, ни один год не пропущен, последний – 1968. В следующую секунду он осознал, что это были те десять лет, которые прожил этот мальчик, – благодарность судьбе за каждый прожитый день. На нижней ступеньке постамента лежал большой букет орхидей, с которого даже не сняли бумагу.
Ко благодарил Нельсона за свою победу. По крайней мере, Джерри понял, почему тот упорно не желал отвечать на вопрос об удаче, – это было вторжение в его сокровенные чувства.
Бывает усталость, знакомая только секретным агентам, – когда вдруг чувствуешь непреодолимый соблазн проявить благородство и великодушие, но это может стать «поцелуем смерти», предвестником беды. Джерри постоял еще минуту, глядя на орхидеи, на каменного мальчика, сопоставляя это с тем, что он слышал и знал по собственному опыту. У Джерри появилось непреодолимо опасное ощущение завершенности, как будто он встретил каких-то людей, а потом вдруг обнаружил, что это – его собственная семья. У него было чувство, как будто он нашел то, к чему долго стремился.
Перед ним был человек. Он живет в таком-то доме, у него такая-то жена, у него цель в жизни и он играет по правилам, которые Джерри нетрудно понять. Человек, не имеющий определенных политических убеждений. Однако в тот момент Джерри понял его лучше, чем когда-либо понимал сам себя. Мальчик из бедной семьи чиу-чау в конце концов становится распорядителем Жокейского клуба, кавалером ордена Британской Империи, приказывает перед забегом окатить своего жеребца из шланга. Мальчик из Хакка, который вел цыганскую жизнь и которому лодка заменяла дом, устраивает своему сыну христианские похороны по баптистскому обряду и ставит на его могиле английский памятник. Капиталист, который ненавидит политику. Юрист, не достигший больших профессиональных высот, главарь организованной преступной группировки; человек, который строит больницы и управляет авиакомпанией, замешанной в торговле наркотиками. Жертвователь денег на религиозные храмы играет в крокет и разъезжает на «роллс-ройсе». Американский бар в китайском саду, и русское золото на доверительном счету.
Все, что он узнал о Ко, складывалось в сложную мозаику, и некоторые ее части трудно было увязать друг с другом, но все это в тот момент нисколько не тревожило Джерри; это не казалось зловещим предзнаменованием или необъяснимым парадоксом. Скорее наоборот, он воспринимал все эти обстоятельства как детали, сплавленные самим Ко, его целенаправленными усилиями и жесткой волей в единое целое – в лице одного, хотя и очень неоднозначного человека, который чем-то довольно сильно напоминал Джерри старину Самбо. Но, пожалуй, другое ощущение было еще сильнее – казалось, что общество этого человека ему не претит. Уэстерби вернулся к выходу с ощущением спокойствия, великодушия и щедрости, как будто не Ко, а он выиграл забег. Но на дороге реальность снова привела его в чувство.
Машин было уже немного, и ему сразу удалось найти такси. Они не проехали и сотни метров, как Джерри увидел Люка: тот выписывал кренделя на кромке тротуара. Удалось уговорить его сесть в такси и высадить у входа в клуб иностранных корреспондентов. Из гостиницы «Фурэма Хотел» Уэстерби позвонил домой Кро: дал два звонка и положил трубку, потом снова набрал номер и услышал, как Кро вопрошает: «Кто вам нужен, черт побери?» Он попросил господина Сэвиджа, в ответ его послали куда подальше и сообщили, что он не туда попал; потом, выждав полчаса, давая возможность Кро добраться до другого телефона, Джерри пешком дошел до отеля «Хилтон» и снова перезвонил.
– Наш друг объявился собственной персоной, – сказал Джерри. – Был в центре всеобщего внимания из-за большого выигрыша. Когда все кончилось, очень славная белокурая дама подвезла его в спортивной машине – Джерри назвал номер машины. – Ясно, что отношения между ними дружеские. Они вели себя очень демонстративно и не по-китайски.
– Круглоглазая? Европейская женщина?
– Конечно, черт побери, круглоглазая! Где, черт возьми, ты видел…
– Господи Иисусе, – негромко выдохнул Кро и повесил трубку, прежде чем Джерри успел рассказать ему о храме маленького Нельсона.
Властелины совещаются
Фойе уютного особняка Министерства иностранных дел на Карлтон Гарденс, часто используемого для проведения совещаний, постепенно заполнялось. Люди приходили по двое и по трое, но внимания друг на друга не обращали – так бывает на похоронах. На стене висело объявление: «Внимание! Воздержитесь от обсуждения не подлежащей разглашению информации». Смайли и Гиллем с довольно унылым видом настороженно пристроились прямо под ним на краешке дивана, обтянутого бархатом цвета лососины. Комната была овальная (стиль рококо в интерпретации Министерства общественных работ). На расписном потолке Вакх гонялся за нимфами, которые относились к перспективе быть пойманными намного благосклоннее Молли Микин. У стены стояли пустые пожарные ведра, двое служащих охраняли дверь, ведущую внутрь. За овальными подъемными окнами парк был залит осенним солнечным светом, шуршали сухие листья.